Ей-богу, ничего более мучительного, чем тренажёр «беговая дорожка» в мире не придумано. Это ж чистый мазохизм – трусить на месте в тесной комнате, когда на улице весна, когда всё тело требует напряга и хочется мчаться вперёд наперегонки с ветром... Самое противное, за полчаса на этом пыточном убожестве я даже не вспотел.
     - Ванья…
     Зов был тихим. Настолько тихим, что ни один нормальный человек его бы не услышал. Но я-то не нормальный. И не человек.
     Не медля ни мгновения, кинулся из комнаты. Десять прыжков по длинному коридору, резкий разворот в гостиную, и вот я уже перед креслом Джулии. Заслонив телевизор с традиционным для России в это утреннее время мексиканским сериалом, с тревогой вглядываюсь в её смуглое морщинистое усталое лицо. Что случилось, что помочь? Хотя что я с моими-то лапами помочь могу… Господи, ну зачем согласился отпустить Марию Петровну, как мог забыть, что у нашей второй сиделки до сих пор нет телефона?!
     Напряжённо принюхался, пытаясь доступными мне способами определить источник тревоги. Но от Джулии пахло только старой, почти привычной болью, неутомимым червём грызущей её изнутри. А ещё пахло… сочувствием и пониманием.
     Тут она ласково улыбнулась.
     - Сходи, прогуляйся. Не мучь себя, - произнесла по-испански. Хоть русский из уважения ко мне выучила давно, важные мысли предпочитала излагать на родном языке.
     У меня аж челюсть отвисла от удивления. Секунды три оторопело пялился на неё, а затем энергично замотал головой, просто онемев от охвативших душу эмоций. Как, ну как я могу уйти, оставив её одну?! Тем более что час назад, не подумав, сам отпустил сиделку! Как бы не хотелось этой прогулки, не уйду, нет. Одну не брошу, заботиться о ней моя святая обязанность!
     - Иди-иди. Тебе это необходимо, я знаю, - твёрдо повторила Джулия. Строго нахмурилась: - Да не волнуйся ты так, ничего не случится. У меня же есть это, забыл?
     Она приподняла висевший на груди серый пластмассовый медальон с большой красной кнопкой – пульт экстренного вызова «Скорой помощи». А я стыдливо опустил голову. Пусть пользоваться такой услугой нам ещё не приходилось, но я-то знаю, что состояние Джулии ухудшается с каждым днём. Я очень её люблю, и не хочу допускать даже вероятности опасности для неё… Но всё же она права, прогулка мне действительно необходима.
     Задавив в душе писк совести, тяжко вздохнул и поднял виноватый взгляд. Но Джулия привычно опередила мои мысли:
     - На час-полтора, как обычно. Постарайся сегодня не опаздывать.
     Поправила на мне широкий и свободный ярко-алый ошейник, проверила наличие удостоверения личности в специальном кармашке. Вздохнула, с ясно ощутимой тревогой взъерошила мне шерсть на голове:
     - Только будь осторожен. Пожалуйста.
     Глядя ей прямо в глаза, уверенно кивнул. Конечно, я буду осторожен, я тоже не забыл ужаса Мадридских погромов и Парижских облав. А ещё, я буду быстр как ветер: одна лапа здесь, другая там, а третья и четвёртая уже дома!
     Благодарно ткнувшись носом ей в щёку, торопливо кинулся собираться. Привычно прихватил новую «собачью» кредитку. Убедился в наличии пристёгнутого к ошейнику брелка-пейджера – в худшем случае (не дай Бог конечно!), вместе с оператором «Скорой помощи» сигнал получу и я. В прихожей чисто машинально «нырнул» в свой рюкзак, и вышел вон.
     А едва за хвостом захлопнулась дверь, вспомнил, что не выключил «беговую дорожку». Так прямо и замер посреди лестничного пролёта. Оглянулся было назад, но вовремя припомнил, что возвращаться это старинная русская плохая примета. Да ладно, думаю, ничего с тем тренажёром не случится, я же быстро: туда, обратно, и всё.
     Выбежав из подъезда, как ни торопился, всё же замер, восхищённый. Весь двор утопал в яркой зелени. На рядке молодых клёнов слева весело переругивалась стайка воробьёв; на автостоянке справа, увиваясь за сизокрылой голубкой, наперебой ворковали два голубя; а на клумбах очаровательными нежно-розовыми цветками цвёл шиповник. И всюду – упоительно свежий, не испорченный никаким кондиционером воздух…
     Мда-а, феноменальный у меня всё-таки нюх. Всего один глубокий вдох – и я знаю, что во дворе находятся семеро детей и трое взрослых. Что у дальнего авто на стоянке подтекает масло. Что в мусорном контейнере за углом имеются свежие косточки… А ещё, что у этого подъезда постарались «отметиться» все окрестные собаки. Вообще-то моё чувство собственности распространяется только на квартиру, но всё равно неприятно.
     Непроизвольно брезгливо передёрнув шкурой на загривке, сразу свернул влево и резво побежал вдоль стены, намереваясь как обычно, поменьше попадая людям на глаза, побыстрее выйти за город.
     Планы, однако, изменились, не успел добежать и до угла – мой феноменальный нюх донёс, что навстречу, вдоль торца здания, неспешно движется Святой Кот. Реальной святости в нём не было ни на грош, но своё прозвище он оправдывал на все сто процентов. Белый как ангел, жирный как деревенский поп, важный и степенный как патриарх, за время жизни в семье богомольцев из крайнего подъезда провонял благовониями так, что от него не то что другие коты – псы шарахаются. Но я-то не обычный пёс.
     Затаившись у угла, выждал немного и с грозным рыком выскочил прямо перед ним.
     - Р-р-р-р-р!!
     Кот так и замер на месте с приподнятой для следующего шага лапой. Его зелёные глаза сначала резко округлились как два пятака, затем потускнели и закатились, а сам котяра всей тушкой мягко завалился на бок.
     Довольно посмеиваясь, я продолжил путь. По-детски глупая, конечно, была выходка, но до чего же приятно. Подумать только: коты умеют падать в обморок!
     Напевая про себя что-то бессвязно-музыкальное, миновал традиционно примыкавшие почти к самым домам ряды гаражей. Перебежал огибавшую микрорайон однополосную дорогу и тем самым вышел за город. О, Природа!
     Подрагивая от нетерпения, потрусил по натоптанной тропинке, всей грудью вдыхая ароматы леса. Пусть этот лесок был небольшим, со всех сторон ограниченным трассами, но каким же он был живым... И почему это только в России Природа так гармонично связана с человеком? В высокоразвитых западных странах всё давно упорядочено и выверено, везде где живут люди деревья растут только двух-трёх видов, не вызывающих аллергию ни у кого; даже трава там искусственно выведенная и заботливо высаженная. А здесь – буйство жизни! В самом городе где попало встречаешь тополя, каштаны, клёны, берёзы и ели, а уж в шаге от городской черты намешано такое изобилие, что голова кругом идёт от навеваемого им счастья. Кажется, что в России свободно растёт всё, что только может расти! А как соловьи поют! Уже десятый час, а они поют. Как здесь хорошо!
     Выйдя на любимую полянку чуть в стороне от тропинки, заметил свежее костровище в центре. Впрочем, мусора не наблюдалось, и даже трава после ночного дождика не выглядела потоптанной. Так что, задавив невольный укол ревности, я полез в кусты сирени. Снял там рюкзак – и замер недоумённо: зачем вообще сегодня его брал? С трудом успел сдержать инстинктивное желание, задрав лапу, пометить схрон. Вернулся на пересекающую лесок тропинку; принюхался и прислушался – в округе не было ни одного человека. Внутренне собрался, чуть присел. И рванул с места.
     О, какое наслаждение! Кровь бурлит по венам, мышцы ритмично сокращаются, ветер бьёт в морду и чувствуешь, что каждая клеточка твоего тела живёт! Стволы проносятся мимо как пули, двести метров пролетаю за несколько секунд. Впереди развилка, но я не торможу – вскользь прыгаю на одно дерево, мягко отскакиваю на второе и бегу дальше по новому пути. Ещё метров через триста выскакиваю на старую грунтовую дорогу и бегу по ней, затем снова ныряю в лес. Теперь мчусь напрямик, на большой скорости перепрыгивая кусты и лавируя меж стволов. Ветви молодой поросли хлещут по морде и телу, но это не больно, это даже приятно. Вылетаю к шоссе, разворачиваюсь и сразу кидаюсь обратно. Я бегу! Я живу!
     В третий раз выскочивши на любимую полянку, от избытка чувств делаю сальто; плюхаюсь на траву и с наслаждением катаюсь по ней. Наконец потягиваюсь и замираю. Господи, как же это хорошо – жить! Особенно здесь, в России… Откинув лапы, счастливо улыбаюсь; смотрю в бездонное голубое небо и наслаждаюсь звуками леса.
     А насладиться было чем. Птиц в округе великое множество, и каждая поёт по-своему. Но особо красиво заливаются соловьи... Заслушавшись, сам не заметил, как перед глазами поплыли счастливые воспоминания юности. Франция, университет, прогулки по берегам Сены в пригороде Парижа, встреча Джулии… Я тогда очень насмешил её попытками перепеть соловья…
     На ухо сел какой-то жук. Вынырнув из воспоминаний, я его прогнал, но следом меня накрыло чувство стыда. Сейчас-то я здесь, на природе – а она там, в закрытом помещении; я гуляю, наслаждаюсь жизнью – она медленно умирает.
     Поднявшись и виновато понурив голову, поспешил к своем схрону – быстрее вернусь домой, Джулии будет приятно. Однако, не успел ещё и полянку покинуть, родилась иная идея. Ведь неспроста же бессознательно захватил сегодня рюкзак – в нём носят вещи. А лучшая вещь, это подарок! Так полюбившиеся Джулии конфеты «Вишня в шоколаде» дарил недавно; цветов нынче, после первомайских праздников, днём с огнём не сыщешь; значит бегу за вином.
     Путь до магазинчика «Елена» на улице Семашко не занял много времени. Вообще-то мог бы добежать и быстрее, но шел я нарочито неторопливо, прижимаясь к стенам домов и постоянно поглядывая на прохожих. Осторожничал больше по привычке, никому из них не было до меня никакого дела. Может, ко мне здесь уже просто привыкли, но это всё равно радовало. Как же это приятно, когда тебя не боятся!
     У входа привычно остановился, принюхался – пусть меня здесь тоже хорошо знают, но когда покупателей более пяти в помещение входить не рискую. Сейчас же покупателей не оказалось совсем!
     Довольно приосанившись, я вошел. И словно в прошлое, домой к маме вернулся. Вроде всё тут было как в любом другом магазине-баре – витрины с напитками и закусками, аппарат с курами-гриль, три массивных деревянных стола для отдыха «без ухода от прилавка», телевизор в углу под потолком. Но имелись ещё и неуловимые на первый взгляд мелочи, придававшие публичному по сути заведению жилой вид: старый вытертый линолеум на полу, милые тюли на окнах, небольшие мозаики с пейзажами из соломки на оббитых деревянными панелями стенах.
     Впрочем, я люблю этот магазин не только за домашний дух или богатый выбор спиртных напитков, просто это один из немногих близких к дому магазинов, где принимают оплату кредитной карточкой.
     А кроме того, здесь работает чудесная девушка Настя.
     - Здравствуйте, - говорю ей, подойдя и поднявшись передними лапами на полочку прилавка.
     Она едва слышно отвечает и сразу очаровательно краснеет. Насте всегда чрезвычайно льстит, что я с ней разговариваю, но в то же время отчего-то этого жутко стесняется. Мне её поведение тоже приятно, но стараюсь сдерживаться, неудобно вынуждать девушку краснеть на рабочем месте. То есть то, что у неё очень красивая причёска, очаровательное личико, прелестная шейка и весьма симпатичная белая блузка с жутко интригующим декольте я ей опять НЕ скажу.
     - Покажите-ка бутылочку «Бургонского». И ещё «Белое Фрэда Портэ», пожалуйста.
     Она подала названные вина, а я, прикрыв глаза, внимательно принюхался. Есть в России такая непонятная традиция: сколько бы не было в продаже достаточно дешёвого качественного товара, кто-то обязательно сделает подделку. И пусть сейчас, после троекратного сокращения населения Европы, все виноделы Старого Света буквально молятся на российский рынок, всё равно под маркой именитого вина можно купить подкрашенный технический спирт.
     Букет настоящего вина хорошо слышен через пробку. И в обеих бутылках он оказался превосходен. После короткого раздумья ловко подцепил когтем свою «собачью» кредитку и со словами: «Беру обе», протянул её продавщице. Вообще-то это была обычная «одноразовая» кредитка Сбербанка РФ, а собачьей я называл её за дырочку для когтя и за удобство пользования – не надо было запоминать пин-код, суммы хватало на любую разовую покупку, и в то же время не было бы жалко при утрате.
     Оплатив вино, Настя вернула кредитку и, секунду поколебавшись, положила рядом кассовый чек. Сколько сюда хожу, упорно пытается вручить мне чек, а я так же упорно его не беру. Зачем он мне, если я, в отличие от покупателей-людей, всегда отлично знаю что и какого качества приобретаю?
     Опять поддев кредитку когтем, спрятал её в кармашек в ошейнике. Потянулся было пастью взять бутылки, но неожиданно вспомнил, что в магазине мы одни. Кинул взгляд на девушку, мимоходом скользнул по декольте; и в душе взыграло озорство.
     - Настенька, пожалуйста, помогите уложить вино, - обратился к ней, опустив подбородок на прилавок и выгнув дугой спину.
     Она клюнула на провокацию! Сперва, конечно, остолбенела, но затем, позабыв, что широкий прилавок было бы удобнее обойти, перегнулась через него и, почти положив свою восхитительную грудь мне на нос, подрагивающими руками принялась размещать покупку в боковые карманы рюкзака. От её молодого тела пахло так волнительно, что я невольно пожалел, что купил так мало.
     Закрыв карманы на липучки, она выпрямилась. А я всё ещё лежал на прилавке, млея от пережитого. И тут Настя, осмелев, сделала то, о чём так давно мечтала – всучила-таки мне чек. То есть просто засунула его под ошейник.
     От нового прикосновения я очнулся. Вежливо поблагодарил за помощь, чем вызвал новый взрыв смущения, теперь с оттенком гордости. Иронично усмехнулся про себя: как бы она относилась, не будь такой красивый я – говорящим псом. Уступив дорогу входящему покупателю, вышел на улицу.
     И сразу будто из розария в бочку с навозом угодил.
     Ненависть. Грязная, липкая, черная ненависть почти физически сжала жгучими тисками. От столь внезапной смены эмоционального фона аж дыханье перехватило и на миг потемнело в глазах. А затем из груди вырвался рык. То всколыхнулись животные инстинкты, призывавшие немедленно кинуться на врага и разорвать его в клочья. Их, эти инстинкты, с трудом, но сдержал, я всё-таки не дикая тварь. Заставил себя успокоиться и только затем вгляделся вперёд, безошибочно определив источник. Дворняга. Мелкая, грязная, беспородная; неотрывно глядящая с лютой, прожигающей ненавистью. Застывшая, оскалившись, метрах в десяти, но – как раз на моём пути домой.
     Я печально вздохнул. Мне её нападение никак не угрожало: не рискнёт она нападать, вся её ненависть пронизана страхом. Но это не помешает ей, облаивая, сопроводить меня до самого дома или, того хуже, довести себя до исступления и кинуться кусать прохожих. Её потом никто не вспомнит, зато меня с моим ярко-алым ошейником-меткой точно не забудут. День-два, и люди начнут перешёптываться о том, что это я всех покусал.
     Гордо тряхнув головой, направился в противоположную сторону, всей шкурой ощущая тут же последовавший за мной сгусток ненависти. Иногда тактическое отступление гораздо выгоднее победной, но скандальной битвы. У таких шавок личная территория, как правило, невелика, скоро она получит свою моральную победу и отстанет, а я смогу спокойно вернуться домой другим путём.
     Дворняга не отстала и через сто метров, и через двести.
     Хмыкнув, оглянулся на тут же замершую невдалеке псину. Ладно, думаю, есть не один бесконтактный способ избавиться от преследователя. Выбрал момент в потоке машин и перебежал на другую сторону улицы.
     Дворняга, чудом не угодив под колёса, синхронно рванула через дорогу, опять перекрыв мне путь.
     А вот это уже было плохо. Но идти на столкновение по-прежнему не хотелось; тем более, такая настойчивость вполне могла оказаться первым признаком бешенства. Жаль нельзя пройти дворами – в каждом живут свои собаки, со мною не знакомые, и для каждой буду подобно красной тряпке для быка. Ну да ладно, для меня обойти два-три квартала не проблема. А эту блохастую тварь задавлю презрением, тоже хороший метод.
     Отгородившись от преследовавшей псины стеной безразличия, прогулочной рысью двинулся вперёд. Попутно, для восстановления хорошего настроения, радовался всему подряд: аромату ёлочек, растущих на газонах вдоль дороги; чистоте улицы, вымытой ночным дождиком; прохожим, не обращающим на меня излишнего внимания.
     Хотя нет, как раз прохожие вскоре внимание обращать стали. Люди кидали на меня опасливые взгляды и уступали дорогу, отходя в стороны. Я вначале нахмурился, затем замедлил ход, наконец, догадался обернуться.
     О, Мамма Миа! За мной следовали уже трое бездомных псов! Следовали аккуратным клином, как стая за вожаком. Так, наверное, и рождаются легенды о стаях оборотней-людоедов… Я почувствовал злость и желание немедленно разорвать этих нахалов на куски! Мне они были не страшны даже втроём! Но вот люди, люди…
     Ладно, думаю. Скоро впереди будет развилка с интенсивным движением, там перейду дорогу. А если и тогда не отстанут, заведу их в какую-нибудь безлюдную подворотню и растерзаю.
     Развернувшись, прибавил шагу. Но вскоре мне навстречу хлынула новая волна ненависти, я так и замер прямо посреди узкой дороги, поворота в тупик Вернадского, которую в тот момент перебегал. А собаки, рыча, начали сходиться, беря меня в полукольцо – трое сзади, четверо спереди и ещё одна лохматая рыжая дворняга выходила из тени тупика.
     Я не испугался, нет, только развеселился. Обложили меня очень грамотно. Открытая схватка крайне невыгодна – место тут людное, да и превосходство в численности у них подавляющее. Пути вперёд и назад перекрыты надёжно, вариант бегства только один: через дорогу. Но там далее идёт парк развлечений, а хуже бегства через толпу отдыхающих с лающей сворой на хвосте и придумать нельзя. Вот и говори потом, что у обычных собак нет разума, на одних инстинктах такую умную ловушку не устроишь. Да только я не просто быстрее борзой, сильнее бульдога и красивее овчарки, я ещё и умён как человек. А этого им не переиграть никогда.
     Весело рыкнув, с места перепрыгнул рыжую дворнягу и бросился бежать в тупик. После секундного замешательства вся свора радостно кинулась следом, кровожадно лая в предвкушении скорой расправы. Но они не знали того, что знал я. А знал я всю карту города в подробностях – изучил её в первый же день по приезду сюда, а потом ещё нанял проводника и вживую ознакомился с большинством дорог и путей. То, что для других являлось тупиком, для меня было открытой дорогой. Так что вперёд бежал уверенно и азартно, моля судьбу только об одном: чтоб из трёх старых домов по левой стороне, смотревших сюда фасадами, никто не вышел.
     «Пролетали» справа автомобили, припаркованные вдоль монолитной стены трикотажной фабрики, сзади догонял кровожадный лай, а я бежал, глядя только вперёд, на «Ладу» и «Газель», на моё счастье стоявшие рядышком в самой глубине тупика. Конечно, мне и трёхметровый барьер по зубам, но всё же любое препятствие легче преодолевать поэтапно.
     Добежав, буквально взлетел на крышу «Лады». Оттуда, под вой заработавшей сигнализации, сделал длинный прыжок на автофургон. И уже с «Газели», почти без разбега, запрыгнул на широкую кирпичную стену, перегораживавшую дорогу.
     Только тут, с трёхсекундным опозданием, добежала свора псов. Злые, разочарованные, они беспомощно кружились внизу, разноголосым лаем оттеняя оглушительный дуэт автосигнализаций. Лёжа на безопасной высоте, я не смог не поиздеваться:
     - Что, шавки, слабо? Не догнали, не поймали, у-тютю-тютю. Хвост ещё не дорос на меня тявкать!
     От звука моей человечьей речи они едва не взбесились, все зашлись хриплым лаем, принялись прыгать на стену. А я с садистским удовольствием наблюдал за ними сверху. Наверное, так же в своё время питекантроп смотрел на неандертальцев, безнадёжно уступавших ему в уме, но прекрасно понимавших свою ущербность и оттого сильно страдавших. Только если питекантропы выжили неандертальцев в ходе эволюции, то я этим дворнягам не конкурент, у меня совсем иная ниша существования. Но им этого тоже не понять.
     Всё хорошо в меру. Насладившись видом униженных врагов, развернулся и осмотрел пути спуска. Тупик Вернадского ведь не всегда был тупиком, на картах он до сих пор обозначался как переулок с односторонним движением. Но видимо, кто-то в мэрии решил, что постоянно забитый припаркованными авто переулок для города бесполезен, и его превратили в тупик, отгородив от центральной улицы кирпичной стеной. Вот только возвели эту перегородку аж в десяти метрах от угла – кто-то явно планировал создать в получившемся закутке частный магазинчик. Планировал, но не создал. А по старой русской традиции, свято место пусто не бывает. Место непоявившейся торговой точки заняла стихийная помойка. Конечно, помойка с выходом на центральную улицу явление уникальное само по себе. Однако ещё более удивительно то, как с ней стали бороться: вдоль стены-перегородки среди куч мусора стояли… мусорные контейнеры. Пустые.
     Примерившись, спрыгнул на крышку одного из баков, отозвавшегося гулким звоном, оттуда соскочил на землю. Аккуратно переступая лапами, вышел на более-менее чистое место. Приосанился, поправив перекосившийся рюкзак, и лёгкой походкой направился к выходу из закутка.
     А там, чуть-чуть не доходя до угла, встретил Смерть.
     Она как молния выскочила из-за угла и упёрлась мне в нос чёрным дулом ружья. Лапы мои враз ослабли, сердце испуганно рухнуло в хвост, а горло от ужаса перехватило так, что ни вдохнуть, ни гавкнуть. Всё, конец, - только и успел подумать я. Успел ещё мысленно попрощаться с жизнью. Последняя секунда, казалось, растянулась до часу, я попрощался ещё и с Джулией. Пред глазами пронеслась вся прошедшая жизнь, её постепенно сменила тоска по ещё не прожитому. А потом вдруг подумалось: почему это окружающий мир живёт и шумит как обычно, если у меня мучительно долго тянется последняя секунда жизни?!
     Моргнув раз, другой, рассмотрел, что в нос мне упирается ружьё духовое и что держит его бледный худощавый парень лет двадцати, одетый в синюю спецовку. От сердца отлегло, будто заново родился. Я плавно отклонился в сторону, лишний раз демонстрируя ярко-алый ошейник; глядя молодому человеку прямо в глаза, медленно кивнул:
     - Здрасте.
     - Здравствуйте, - отозвался тот. Очнувшись, торопливо опустил ружьё и смущённо замялся на месте, не зная, что сказать и как извиниться за свою ошибку.
     А у меня приятно потеплело на душе – от парня не пахло ни страхом, ни ненавистью, ни злобой; от него исходила только досада на самого себя и лёгкая жалость по отношению ко мне. В который раз подумалось, что следовало сразу перебираться на родину моих предков, а не метаться по странам Европы, раздираемым между модой на мутаген и искусственно разжигаемой ксенофобией ко всем Перерождённым. В России никто и никогда не объявит крестового похода против «продавших душу переродков».
     - Извините, я это… не нарочно. Меня вызвали и я это… - запинаясь на каждом слове, заговорил парень.
     Я понимающе улыбнулся:
     - Извиняю. Вы ведь собачник, да? Вон там, - кивнул на стену, которую недавно преодолел и из-за которой всё ещё доносился отчаянный брёх, - там аж восемь злых бездомных псов. Еле лапы от них унёс.
     Парень недоверчиво оглядел стену. Оценив её высоту, с невольным уважением во взгляде снова посмотрел на меня.
     - Спасибо за информацию. Я это... поеду, пока они не разбежались. Всего доброго.
     Уже уходя, оглянулся и добавил, смущаясь:
     - Вы это… В центр сегодня лучше не ходите. Там это… митинг. Посвящённый… ну, это, вам. Всем вам. Лучше не ходите.
     Я сердечно поблагодарил парня за заботу. А дождавшись его отъезда, естественно, направился в сторону центра. Митинг в России, да ещё посвящённый Перерождённым – жутко интересно!
     Город, в котором теперь живу, хоть и является областным центром, по сути довольно провинциален, в нём до сих пор большинство окраинных кварталов составляют одно- и двухэтажные частные дома. Ни особо крупных производств, ни значительных деловых центров здесь нет. Зато есть большая площадь в административном центре. Важно другое: скопления людей начали встречаться далеко на подходах к ней! Что было ещё более удивительно: от них не пахло полагающимися в таких случаях возбуждением, раздражением или массовой одержимостью. И на меня все по-прежнему обращали лишь привычно мимолётное внимание! Это было настолько интригующе, что я упорно продвигался вперёд, наплевав на всякую осторожность.
     Автомобильное движение через центр было перекрыто. Слева, по улице К.Маркса, стояли несколько трейлеров с аттракционами, повсюду было множество тележек с соками, мороженным и закусками, а площадь была полна народу. Народу гуляющего, народу отдыхающего. Вокруг было много детей, много радости. Не было только раздражения. Я затоптался на месте, раздираемый между любопытством и остатками осторожности. Где-то впереди и справа, у здания мэрии, митинг всё-таки был! До меня доносились неразличимые выкрики лозунгов. Но не лезть в самую толпу ума ещё хватало.
     Заозиравшись в поиске решения, обратил внимание на традиционный памятник – легендарный Т-34, стоявший на невысоком наклонном постаменте на противоположной от мэрии стороне площади, в полукольце красивых ухоженных газонов, изрезанных пешеходными дорожками. И сразу направился к нему. Безрассудное, конечно, решение, но если уж во время митинга, посвященного Перерождённым, на меня почти не обращают внимания, вряд ли собака на постаменте вызовет внимание большее. Да я ведь и ненадолго взберусь, так, гляну одним глазком и всё.
     Нижний край постамента возвышался метра на полтора, но что для меня эта высота, запрыгну без разбега. Изготовился, присел… и, вспомнив об осторожности, огляделся. Людей в непосредственной близости было немного – несколько молодых парочек прогуливаются, лакомясь мороженым; чуть в отдалении женщины с детьми сидят на скамейках, наискосок торопливо движется какой-то мужчина с дипломатом. И никому нет до меня никакого дела. Отлично!
     Я мягко вспрыгнул на постамент. Памятуя о бутылках в рюкзаке, аккуратно прошёлся вдоль гусеницы танка, уселся под дулом и, наконец, прищурившись, устремил взгляд вперёд. Мамма Миа! Митинг-то действительно был связан с Перерождёнными! Только их там не ругали и не защищали, они сами его проводили! Гнедой конь, два медведя, морской котик с бочкой воды, в которую периодически окунался, красавица пантера, пять или шесть подобных мне собак, какая-то обезьяна и даже одна корова (Господи, и хватило же у кого-то ума переродиться в столь безвольное животное!). У всех, как и положено официально зарегистрированным, на теле были ярко-алые отличительные метки, а в лапах, ластах и копытах – плакаты. Ещё выше был растянут один общий транспарант с призывом голосовать за конкретную партию.
     Ухмыляясь во всю морду, я лег на лапы. Теперь-то поведение горожан становилось понятно. Люди шли не на митинг, а на представление! Ну действительно, когда и где ещё встретишь такую разношерстную компанию Перерождённых. Тем более что среди самих россиян Перерождение популярностью не пользовалось (как говорится, особенности менталитета), а Перерождённые-нелегалы на русских просторах от чужих глаз умело скрывались.
     Навострив уши, прислушался.
     - Главное не тело, главное душа, а души у нас прежние! Народ на Руси испокон веков считают подушно, значит, мы так же имеем право избирать и быть избранными! До каких пор наши права будут подтверждаться лишь наполовину?! Голосуйте за нашу партию, мы защитим ваши интересы в Думе! В Перерождении когда-нибудь окажется каждый! Голосуйте за нас, обеспечьте своё будущее! Немногие способны купить мутаген – даёшь пособие каждому Уходящему! Не всякий Перерождённый может питаться подножным кормом – даёшь гарантию на минимум кормов! Даёшь бесплатное лечение в ветеринарных клиниках! Даёшь защиту от браконьеров! Мы обеспечим ваше будущее! Голосуйте за нас!
     Уму не постижимо! Во всём мире в Перерождение уходят, чтобы скрыться от проблем общества, чтобы сбежать от прежней, суматошной и выматывающей человечьей жизни. Во всём мире Перерождённые, не сбежавшие на Природу, это изгои, затравленные жертвы развёрнутых во многих странах агиткампаний за чистоту человеческого вида. А здесь, в России, они активно участвуют в общественной жизни! Более того, требуют себе дополнительные права. И как требуют! Век бы так сидел и слушал…
     … если бы меня НЕ ЖДАЛИ ДОМА!!!
     С некоторым сожалением поднялся. Усмехаясь собственным мыслям на тему заседания в Думе депутатов-животных, прошел по монументу в его нижнюю часть, спрыгнул. Привычно приосанился и уже собирался идти домой, как рядом вдруг раздался детский голосок:
     - Дядя Пёс, а дядя Пёс…
     Ну я и обернулся. Чисто машинально. И даже, дружелюбно улыбаясь, сделал два шага навстречу. А потом меня как громом ударило.
     Девочка!
     Маленькая!!
     Совсем одна!!!
     Хоть внутренности враз свело ледяным ужасом, наработанные рефлексы проявили себя как надо: я сразу уселся в позу самого безобидного и миролюбивого пса. И судорожно забегал взглядом по сторонам в поиске родителей этой малышки, ругая себя последними словами. Это ж надо было так влипнуть! Шалопай, лопух, идиот! Привык, что в родном дворе меня все знают и уважают, привык, что у прохожих особого внимания не вызываю, расслабился, полез в толпу. Вот и случилось худшее, что только могло: встретил потерявшегося ребёнка. В Европе не одно линчевание произошло под предлогом мести за якобы пропавшего малыша; не одну облаву устроили после появления слухов, статей или даже телерепортажей о напуганных, покусанных или – какой кошмар! – съеденных заживо детишках. Всё, мне каюк. Стоит малышке обидеться или испугаться, и заплакать – разорвут так, что из кусочков потом и коврика для ванной не сошьёшь.
     - Женечка, смотри, не выпусти шарик, больше покупать не буду.
     Мать девочки обнаружилась близко, метрах в пяти. До этих слов пробегал по ней взглядом неоднократно, не принимая во внимание просто потому, что от неё не пахло тревогой. Нет, конечно, теперь-то я чуял, что тревогой за дочку от неё пахло, но – тревогой обыденной, ежедневной. А за мной, Перерождённым, она наблюдала, как наблюдают за безобидным щенком, с которым захотело поиграть их дитя!
     Как мог забыть, это же Россия, тут всё по иному, по-человечески! Я перевёл дух и всё своё внимание обратил на подошедшую малышку. Она была очень мила. Лет четырёх, белокурая, в симпатичном голубеньком платьице, в синих босоножках, с синим же воздушным шариком, удерживаемым от полёта в небеса тонким шнурком, зажатым в ладошке. А ещё у неё были большие умные карие глазёнки и забавные конопушки, рассыпанные по всему личику. Розалия, моя дочурка, когда-то была такой же…
     - Дядя Пёс, а вы скотинус? – старательно выговаривая слова по слогам, спросила она.
     - Женя, не ругайся! – тут же одёрнула девочку мать.
     А я невольно улыбнулся. Как только нас в разных странах за последний год не обзывали – оборотнями, чудовищами, бездушными тварями, ген-мутантами, дьявольскими отродьями. И только здесь, в России, всех Перерождённых зовут снисходительно и в то же время ласково и шутливо: гомо скотинусы. Ну, или просто: скотинусы.
     Тепло улыбнувшись девочке, с трогательным волнением ожидавшей ответа, важно кивнул головой:
     - Да, я такой.
     Она поджала губки, не решаясь задать следующий вопрос, который явно её давно мучил, даже оглянулась на маму. Потом всё же осторожно спросила:
     - А ты меня правда не укусишь? Никогда-никогда?
     - Никогда-никогда, - искренне замотал головой я. Решив подыграть, загадочным полушёпотом уточнил:
     - А ты знаешь почему?
     - Знаю, - уверенно кивнула девочка. И нараспев продекламировала: – Мы с тобой одной крови, ты и я!
     Я аж прослезился от умиления. Господи, ну в какой ещё стране в наше суматошное, беспокойное время дети знают эту золотую фразу Маугли?
     Довольная девчушка убежала к матери, они пошли по своим делам. Проводив их взглядом, сам направился домой, с грустной улыбкой вспоминая свою Розалию. Жаль, что врачи запретили Джулии иметь больше детей. Вся её жизнь вспоминались как один большой праздник. Её первое «агу», первый зубик, первый шаг, первый класс…
     Видимо за пять недель жизни здесь я достаточно ассимилировался, ибо, вот так вот витая мыслями в приятных воспоминаниях, не успел окончательно уйти с площади, как в лучших национальных традициях второй раз наступил на те же грабли.
     - Господин скотинус, подождите! – громко и даже слегка визгливо раздалось сзади.
     Ну я и обернулся. Чисто машинально.
     - Как вы относитесь к идее избрания в Думу Перерождённых граждан, представляющих конкретно ваш вид воплощения? – забавно перегнувшись в поясе и резво ткнув мне в нос микрофоном, скороговоркой выпалила высокая, ярко накрашенная брюнетка лет двадцати с символикой одного из федеральных телеканалов на бейдже.
     В первое мгновение я опешил от такого напора. А затем ощетинился. Репортёры!! Гнусное и бессердечное племя, ради места на первой полосе или главного сюжета в новостях готовые переврать любую правду, разукрасить любую ложь! Это они сперва, года полтора назад, наперебой расписывали радужные перспективы почти вечной жизни, даримой мутагеном. Затем, когда Перерождение стало популярным, принялись высмеивать и всячески унижать тех, кто предпочёл молодость в новом теле дряхлой старости и болезням в теле исходном, человечьем. И наконец, когда мутаген стал доступным для каждого способом бегства от жестокого мира «гомо сапиенс», они дружно, как по команде, завопили о потере духовности и крушении цивилизации, и принялись за разжигание ненависти, выдумывая истории одна ужаснее другой. Ненавижу!
     Переполнявшие меня чувства непроизвольно вырвались наружу рычанием. Репортёрша отшатнулась, а оператор приопустил камеру и попятился.
     - Слышь, Дарья. Кажись, и этот пёс того, настоящий.
     - Снимай! – прошипела, не оборачиваясь. – Он в алом ошейнике и в рюкзаке. И обернулся на оклик! – После чего, несмотря на неудобную, длинную и узкую юбку, присела на корточки. Опять тыкать в морду микрофоном поостереглась, просто направила в мою сторону.
     - Да на твой голос и мёртвый обернётся, - едва слышно буркнул оператор. Лет тридцати на вид, чуть выше среднего роста, аккуратно и со вкусом одетый, спокойный и выдержанный, он явно был ей не в пару. А главное, от него, помимо усталой терпимости по отношению к напарнице, пахло искренним сочувствием ко мне. Определённо, он мне начинал нравиться. Видимо, в России не все репортёры сволочи.
     Тем временем я проигнорировал и повтор репортёршей старого вопроса, и новый, на ту же тему.
     - Дарья, пошли, работы ещё много. Рюкзак и метка ничего не значат, пёс настоящий. Вон, посмотри, из-под ошейника купон торчит. Считай, и до нас докатилась ваша московская мода на дрессированных овчарок.
     Брюнетка, вскочив, с перекошенным от злости лицом резко развернулась к напарнику:
     - Не смей мне указывать! Я отлично знаю, как выглядит дрессированная овчарка, и куда лучше тебя различаю, где оборотень! Твоё дело снимать, вот и снимай!
     У них явно возобновился старый личный конфликт. Самое время убраться бы потихоньку. Но… Я быстро огляделся. У русских есть ещё одна древняя традиция: на любой скандал слетаться как пчёлы на мёд. В радиусе метров трёх нас окружала уже порядочная толпа. Ускользнуть незаметно не удастся, разве что Дарья с напарником передерутся, но это вряд ли. А открытое бегство может напугать людей; да и про камеру забывать нельзя, мало ли каким комментарием сопроводят потом кадры моего бегства. Значит, остаётся одно: играть натурального пса. Ну, мы к этому делу привычны.
     Я уселся на задние лапы и успокоился. Ждём-с, сейчас будет задан традиционный вопрос про косточку.
     - А что снимать? Настоящего пса?
     - Он скотинус!
     - А я говорю, настоящий.
     - Скотинус!!
     - Не-а, настоящий.
     - СКОТИНУС!!!
     Репортёрша, яростно сжимая кулачки, при каждом слове слегка подпрыгивала в своих нелепых босоножках на трёхцветной платформе, словно пытаясь запрыгнуть на напарника. Тот же в свою очередь оставался невозмутимо спокойным, судя по всему, даже наслаждался ситуацией. Да и камера, небрежно удерживаемая рукой на плече, явно неспроста целилась объективом НЕ в меня.
     - Слушай, да что мы спорим? - нарочито небрежным тоном протянул оператор, когда напарница, казалось, уже готова была, шипя, вцепиться ему в лицо ногтями. – Пёс всё ещё здесь, давай у него и узнаем.
     Репортёрша на секунду замерла, затем кивнула, соглашаясь, и резко развернулась ко мне:
     - Ты – скотинус?!
     Оператор, как и многие в толпе вокруг, прыснул со смеху.
     - Дорогуша, а какой ответ от этого ОБЫЧНОГО пса ты предпочитаешь услышать: «да, я такой» или «нет, вы ошибаетесь»?
     Дарья покраснела; часто моргая, уставилась на меня, не зная что делать. На её счастье опять заговорил оператор:
     - Эй, пёсик, хочешь косточку?
     Я заинтересованно навострил уши, устремил на него недоверчивый взгляд.
     - Вкусную мозговую косточку. Хочешь?
     Я поднялся на все четыре лапы, приоткрыл пасть и завилял хвостом. Пусть большинство верит, что невозможно управлять теми частями тела, которых ранее не имел, но соответствующие инстинкты «прилагаются» к любому телу, нужно лишь научиться их не глушить, а сознательно использовать. Владение собственным хвостом не раз выручало во время нашего бегства по Европе.
     Оператор опустил камеру с плеча, взял её в другую руку.
     - Опять облом, Дарья, пёс самый что ни на есть натуральный. Пошли, нам ещё выступление мэра снять надо.
     Стиснув зубы, чуть не плача, репортёрша упрямо замотала головой.
     - Нет, я точно знаю, это скотинус. Скотинус он, оборотень! Ты ведь такой, признайся, - обратилась ко мне.
     Склонив голову набок, с интересом посмотрел на неё, затем на сдержанно улыбавшегося оператора, будто случайно отошедшего вбок. Хоть индикатор записи над объективом предательски горел алым, появилась уверенность, что запись эта останется, как говорится, для узкой аудитории; и вся ситуация от того казалась только забавнее.
     - Ну скажи что-нибудь, - чуть не срываясь на визг, потребовала репортёрша, шагнув ко мне.
     Секунду подумав, я сказал:
     - Гав!
     В толпе хихикнули, Дарья скрипнула зубами. Опустилась на корточки, поймала мой взгляд и напряженно повторила:
     - Скажи. Что-нибудь. По-человечески.
     - Гав, гав, – послушно, по-человечески произнёс в ответ.
     - Ну хоть одно слово!
     - Га-а-ав!
     - Сволочь ты! - с чувством выругалась мне в морду.
     - Сама ты дура, - тут же отреагировал я. Чисто машинально.
     Толпа грянула хохотом. Оператор от смеха вообще согнулся пополам. А Дарья, отшатнувшись, уселась своей сиреневой юбкой на тротуар. И пронзительно заверещала, безуспешно пытаясь самостоятельно подняться:
     - Оборотень! Я знала, знала, что это оборотень! Снимай, быстрее снимай его, бестолочь!
     Но меня уже не было рядом, я во всех лап убегал прочь.
     Перешёл на рысь метров через сорок – догнать уже не догонят, и в объектив тоже не попаду, а вот лишнее внимание привлекать к себе не стоит. Хотя после случившегося появилась уверенность, что даже если это внимание со стороны прохожих и проявится, однозначно негативным оно не будет. В любой из западных стран кинься я в толпу так, как сделал минутой ранее – люди разбежались бы с криками ужаса. А здесь лишь некоторые слегка посторонились, чтоб не сшиб. И все провожали одинаково доброжелательными и снисходительными взглядами, часто с лёгким оттенком злорадства по отношению к оставшейся позади репортёрше, громогласно матерившей меня и своего напарника на все лады. Ох, люблю я Россию!
     Минут через пятнадцать уже шёл через дворы нашего квартала и от одного вида этих в меру чистых и достаточно ухоженных, буквально утопавших в разросшейся зелени двориков приятно потеплело на душе. А уж при виде родной кирпичной четырёхэтажки вообще сладко защемило сердце. Дом, мой дом… Неожиданно поймал себя на мысли, что действительно считаю его своим домом, а не очередным местом временного проживания. И это было чудесно. Пять недель назад о таком и не думал, потом боялся в этом признаться, но теперь могу сказать твёрдо: из России я никуда не побегу. Неспроста же и знания русского всю жизнь старался поддерживать на уровне, и второе гражданство нам с Джулией в своё время удалось получить довольно легко, и, главное, после первых новостей о мутагене половину сбережений очень удачно перевёл в рубли. Да и местный нувориш эту квартиру (точнее, весь этаж, три квартиры объединенные в одну) тоже не просто так более года никому не мог продать. Наверное, это судьба, здесь теперь мой дом.
     Уже входил в подъезд, когда на третьем этаже хлопнула дверь, а запах донёс, что спускается пенсионерка Барышникова. Встречи с этой суеверной тёткой проходили всегда одинаково, но при этом никогда не надоедали. Отказать себе в удовольствии ещё одной я не смог
     Вернувшись на проезжую часть, выждал некоторое время и двинулся вперёд в подходящий момент. Замерли мы одновременно: я – молодой, красивый, крупный пёс – точно меж двух лавочек, она – высокая, седая, худая, вся будто высохшая, довольно старомодно одетая, – в шаге от двери подъезда. Я «удивлённо» поднял уши, затем склонил голову на бок и игриво улыбнулся. Соседка слегка побледнела, крепко сжала челюсти и упрямо вскинула острый подбородок, окатив меня ледяной волной презрения. На что я, как всегда, ответил очень культурно – поднялся на задние лапы и церемонно поклонился, прижав правую лапу к груди:
     - Здра-а-авствуйте, дорогая Анастасия Ивановна. Как поживаете?
     Соседка вспыхнула как свёкла. Ох, если бы взгляды могли убивать… Но я вопреки её желаниям не только не околел и не сгорел, даже с места не сдвинулся. Потому, не глядя на меня, она первой пошла вперёд. Не теряя достоинства, обошла по дуге, шаркнув юбкой по лавочке, и заторопилась прочь. Довольно улыбаясь, проводил её взглядом. Забавная женщина. Вроде бы не очень старая, и семидесяти лет нет. Вроде бы и образованная – до выхода на пенсию преподавала в школе. Да и в СМИ про сущность «спящих» генов и про схожесть ДНК у высших существ рассказывали так много и так подробно, что даже детям всё теперь понятно. А вот в Перерождение не верит. Каждый раз шарахается от меня, как чёрт от ладана. Ну да ладно, как-нибудь со временем привыкнет.
     - Дорогая, я дома!
     Вытирая лапы о влажный коврик в прихожей, старательно прислушался и принюхался. Джулия всё так же сидела в гостинной перед работающим телевизором. Но… Тренажер в дальней комнате был выключен, с кухни доносился остаточный запах оладий, а вся атмосфера квартиры в целом была пропитана тревогой. Ох, сколько же это я гулял?
     - Дорогая, у меня для тебя подарок, - сообщил как можно дружелюбнее, входя на задних лапах и неся рюкзак перед собой.
     - Знаю, - спокойно прозвучало в ответ.
     Кинул взгляд на часы. Мамма Миа, уже почти обед!
     В виноватом молчании выставил на столик вино. Подошел к креслу сбоку, опустил свою лохматую голову ей на колени и попытался встретиться взглядом, стараясь таким вот невербальным способом выразить всё моё раскаяние и всю мою любовь к ней. Честное слово, опять опоздал не нарочно, сегодня приключилось столько всего, столько… Я постоянно помнил о тебе, любимая, и домой постоянно стремился, но как-то само собой так получилось… Прости, виноват, больше не повторится...
     Раскаяние моё, уже второе на этой неделе, она прекрасно чувствовала, недаром прожили вместе столько лет. Ласково и понимающе улыбнувшись, начала поглаживать меня по загривку. Неожиданно спросила по русски, с милым акцентом проговаривая некоторые слова:
     - Что съегодня забавного было? Ты весь свъетишься. Давай, рассказъивай.
     Ну разве у меня жена не чудо? От неё ничто не укроется. Правда, рассказывать всё сейчас не стоит, приберегу самое интересное на вечер.
     - Да так, Барышникову, нашу соседку, опять встретил. Представляешь, она до сих пор в Перерождение не верит. Чуть не убила своим презрением.
     Джулия тихо засмеялась. А с моей морды улыбка медленно сползла – я-то прекрасно чуял, что смеётся она не над соседкой, а надо мной! И с каждой следующей секундой всё больше злился на её непонятный мне смех, а она всё заливистее смеялась, наблюдая мою растерянную злость.
     - Глупыш. – Джулия шутя щёлкнула меня по носу. – В Перерождение Анастасия Ивановна въерит. Но она въерит ещё, что каждый перерождается в того, къем был по сути в первой жизнъи. Сосъедка у нас дама высоких нравов, а раз ты тепъерь пёс, то…
     Я возмущённо зафырчал и засверкал глазами. Это что получается, раз теперь кобель, то значит в первой жизни постоянно «кобелировал»?! Чушь собачья! Не изменял я Джулии! Почти ни разу.
     Пытаясь унять охватившую душу бурю эмоций, отвернулся к телевизору. Время сериалов прошло, на экране шла дискуссия двух известных лидеров оппозиционных партий. Интересно, подумалось, о чём они могут спорить аж за год до выборов? Особенно в свете того, что при отсутствии пристального внимания из-за рубежа почти все традиционные внутрироссийские проблемы будто сами собой рассосались?
     А они и не спорили. Они дружно ругали президента и правительство.
     - Их бездействие просто возмутительно. Вдумайтесь: официально мы производим и потребляем мутагена менее всех в мире, но при этом наш препарат из-под полы можно купить в почти любой стране! Это какой имидж сами себе создаём? Будто мы поощряем сокращение населения других стран?! Это недопустимо!! С этим необходимо что-то делать. И решать этот вопрос нужно срочно и кардинально! – размеренно вещал старый лысый мужик с забавно вздёрнутым носом-картошкой.
     - Да-да, необходимо срочно что-то делать, – суетливо поддакивал ему толстощёкий, лоснящийся «трудовым потом» оппонент. – Но воздействовать надо только экономическими методами! Никакой экспроприации, национализации, монополизации; всё это великодержавные пережитки. Хватит с нас экономических глупостей! У меня до сих пор волосы дыбом встают: вот так взяли и фактически подарили феноменальную, перспективнейшую разработку! Да любой студент юрфака контракт составил бы грамотнее. Это было, не побоюсь сказать, предательством.
     - Вот именно, предательством! Если бы это наша партия имела в Думе большинство, президенту никто и никогда не позволил бы так разбрасываться народным достоянием! Его за это судить надо. И будем судить!
     - Да-да-да, судить его, судить и ещё раз судить...
     Я презрительно фыркнул и отвернулся, прикрыв глаза. Провокаторы! Вот уж права поговорка: нет пророка в русском отечестве. Два года назад долгожданное вступление России во Всемирную Торговую Организацию обернулось негласной войной против неё всего «демократического» мира, войной по всем фронтам. Пользуясь оговорёнными перед вступлением в ВТО послаблениями и уступками, в страну хлынул девятый вал дешёвой продукции, одновременно в отношении всех экспортируемых Россией товаров ввели «антидемпинговые» запредельные пошлины. Финансовый рынок оккупировал безграничный зарубежный капитал. Дружно вспыхнули территориальные споры почти со всеми странами-соседями. Нелегалы стран Азии и Ближнего Востока наводнили страну, породив небывалый всплеск преступности. Да ещё НАТО, давно окружившее военными базами по периметру всю Россию, заявило о тотальном нарушении в стране прав человека и пообещало помощь и защиту «угнетаемым малым народностям». Это была катастрофа…
     Вот только давно было сказано: «Не ходите войной на Россию…». Поступок Президента, «для спасения бюджета» рассекретившего ряд перспективных проектов и предложивший совместные производства иностранцам, как раз и был такой классической «русской глупостью». Конечно же, заполучив всю документацию по мутагену, китайцы совместный бизнес саботировали, и сразу развернули собственное массовое производство, запустив рекламную кампанию по всему миру. И что теперь? Россия живёт и здравствует, а весь прочий мир плющит и корёжит, как преступника на электрическом стуле. Джинн выпущен из бутылки, и обратно его не загнать. Уйти в Перерождение оказалось весьма заманчивым не только, как предлагала реклама, для старых и безнадёжно больных; Перерождение стало спасением для любого человека, измученного налогами, конкуренцией, серостью и бессмысленностью существования. Но этот самый среднестатистический гражданин, потребитель и налогоплательщик, оказался ключевым звеном в капиталистической экономике, живущей только за счёт непрерывного оборота товаров и денег…
     А Джулия всё гладила и гладила меня по голове, и было это так приятно, что всё раздражение постепенно растворялось в той любви и нежности, что несло её прикосновение. Как всё-таки жить хорошо …
     - Ванъюша, почъему?
     У меня немедленно встопорщилась шерсть на загривке, уши прижались к голове, да и вообще напряглось всё тело. Самый крупный недостаток животного существования – невозможность скрыть свои чувства. И пусть Джулия отлично знает мою реакцию на этот, ставший в нашей семье почти традиционным вопрос, всё равно неприятно сознавать, что твои чувства так открыты окружающим. В такие моменты кажется, что ложь самое важное достижение человека.
     - Почему? – задумчиво повторила она по-испански.
     Мутаген – удивительнейший «коктейль» из ДНК-модифицирующих вирусов и огромного резерва стволовых клеток, позволяющий переродиться практически в любое совершеннолетнее и абсолютно здоровое существо из всей пирамиды жизни, вершиной которой является человек. Причём, перерождения эти могут быть неоднократными. Вот только «движение» по этой пирамиде жизни возможно лишь в одном направлении – от более крупных по размеру существ к более мелким, причём, не состоящим в одновидовом родстве. И пусть люди уже научились мухлевать, используя дополнительное внутривенное питание при первом «ходе», бесконечной жизни мутаген не даёт. Реально переродиться возможно раз шесть-восемь – ни у большинства птиц, ни у земноводных, ни у рыб попросту не хватает серого вещества мозга для полноценного сохранения человеческой личности. А я, лёжа на больничной койке после очередного обширного инфаркта, отягощённого вдобавок инсультом, поставленный перед выбором: смерть или Перерождение, выбрал своим воплощением собаку, сразу третью «ступень» от человека. Почему? На этот вопрос не стану отвечать даже на смертном одре, случись вновь на нём оказаться.
     - Ну, дорогая, неужели ты предпочла бы три месяца жить на конюшне рядом с вонючим жеребцом? Или каждую ночь спать у бассейна, а днями выходить на прогулки в море со своим мужем-дельфином? – в очередной раз неуклюже попытался отшутиться я. Три месяца это такой срок попросила жена на раздумья перед своим Перерождением.
     Джулия как обычно не ответила. Но… но её прикосновение как-то неуловимо изменилось и я вдруг понял: она согласна. Согласна! Моё тело расплылось в улыбке и обмякло, почти повиснув головой на её коленях, а душу подхватил вихрь непередаваемого счастья. Подхватил, закружил и понёс в будущее. Туда, где мы вместе достанем из тайника мутаген, где она примет заветную порцию соответствующего чудодейственного препарата. Где спустя десять дней начнётся второй медовый месяц и где у нас скоро снова появятся дети. Много детей. Много-много детишек… очаровательных, чудесных щеночков…